Слишком близкая звезда класса G1, сияющая с бледного выгоревшего неба, безжалостно поднимала температуру воздуха вдоль всего девяностомильного Венецианского Побережья. Не помогало даже то, что этот красивый островной город располагался лишь чуть южнее северного полярного региона Анаконы и планета еще только приближалась к середине лета. Сочетание географических и календарных факторов обеспечивало городу шестнадцать часов интенсивного солнечного света ежедневно. Конечно, в разгар зимы все меняется, и солнце показывается всего на шесть часов в сутки. Но даже и тогда климат здесь напоминает условия средиземноморского побережья Земли. Близость Анаконы к местному солнцу привела к тому, что область планеты между пятидесятыми южной и северной параллелями, представлявшая собой каменистую пустыню, оставалась незаселенной.
Из космоса Анакона, словно газовый гигант, казалась симметрично опоясанной широкой песчаной полосой кофейного цвета, окаймленной черными и красновато-коричневыми горными массивами. Среди планетологов Содружества этот мир вызвал длительные и бурные споры о влиянии климата на топографию и причудах тектонических процессов. Симметричной была не только центральная область планеты. За пределами горных массивов с севера и юга под яркими лучами солнца сверкали васильковые воды кольцевых морей. В обеих полярных зонах имелись обширные континенты, хотя южный несколько уступал в размерах, и их береговые линии разительно отличались друг от друга. Зато оба континента могли похвастаться обильной изумрудной растительностью тропических лесов и лугов, процветающих в теплом и влажном климате. Над обоими морями поднимались длинные полосы белоснежных облаков, завивающихся спиралями вокруг полюсов.
За близость к морю Венецианское Побережье расплачивалось невероятно высокой влажностью. В середине дня сиеста прогоняла с улиц и туристов, и местных жителей. Все магазины закрывались на четыре-пять часов и вновь распахивали двери только ближе к вечеру, когда низкое золотистое солнце немного смягчало свой натиск. Люди надолго скрывались в тенистых двориках и парках, расположенных в центре каждого квартала. Независимо от времени суток продолжала работать только монорельсовая дорога, соединяющая все районы узкого и длинного города, растянувшегося на девяносто пять миль. Даже местные гондолы, водные такси и остальные мелкие суда на это время оставались у причалов, пока их экипажи отдыхали в ближайших барах.
Именно это ежедневное и продолжительное безлюдье доставляло Пауле Мио самое большое огорчение. В условиях бурной активности и в многолюдных толпах прохожих вести непрерывную слежку было бы намного легче. Здесь же им приходилось подолгу просиживать за едой или выпивкой на открытых террасах ближайших кафе и ресторанов. Занятие не самое тяжелое, но вызывающее у Паулы сильное раздражение. Долгие часы бездеятельности могли привести к нежелательной небрежности.
Объектом их наблюдения была галерея Нистол, большое трехэтажное здание, выходящее на канал в районе Чезана. Галерея специализировалась на электрокинетическом искусстве — механизмах с сотнями, а то и тысячами движущихся деталей. Паула прошлась по виртуальным залам каталога галереи, имевшегося в ВСО, и, как большинство далеких от искусства людей, удивилась поразительному и бессмысленному слиянию машиностроения и искусства. Некоторые экспонаты напоминали движущиеся скульптуры животных, чужаков и мифических персонажей, в которых микроскопические шестерни и поршни дерзко имитировали биологические органы. Другие сооружения и вовсе были хаотическими нагромождениями механических компонентов, собранными, казалось, без всякого порядка, но они с нелепой элегантностью жужжали, вращались, вибрировали и подпрыгивали. Еще один вид экспонатов напоминал различные варианты цепочек домино, где костяшки заменялись огнем, водой, воздухом, резиной, протоплазмой и деталями бытовых и промышленных машин. Все они воздействовали друг на друга, активировали следующие участки, а потом каким-то образом восстанавливали прежнее положение, словно детали вечного двигателя.
Галерея была отличным прикрытием для ее владельца, мистера Валтара Ригина, чьей дополнительной специальностью являлась подпольная торговля оружием. Прежде всего, Венецианское Побережье было не тем городом, где обычно процветала подобная деятельность. Здесь не имелось другой индустрии, кроме рыболовства и туризма. С самого начала, при заселении мира в 2200 году, не было даже общего плана развития, ни стремления подражать древним живописным центрам Земли, ни динамичного рвения новых городов второй зоны космоса, боровшихся за финансирование и внимание предпринимателей. Здесь все начиналось с мечты и молитвы. Первые постройки поднялись на песчаной косе Прато, примерно в центре пятисотмильной полосы заболоченного берега континента Калитри, защищенной от моря разбросанными вдоль побережья мелкими островками. Местный морской пейзаж привлек внимание нескольких итальянских семейств, которым уже наскучила жизнь в новой столице планеты Сан-Марино. В прибрежных водах в изобилии водилась съедобная рыба, вполне удовлетворяющая требованиям итальянской кухни. На косе поселились несколько семей из старой Венеции, так что гондолы и яхты появились здесь с самого начала.
Огромные землечерпалки, выписанные из доков Вероны, прорыли основные фарватеры для рыболовецких судов, а затем начали строить мелкую сеть каналов вокруг Прато. На поднятых участках земли стали возводиться крупные здания, к которым тоже подводились небольшие каналы. Вот тогда местные обитатели оценили потенциал своих владений. Небольшая коса была расширена за счет осушения прилегающих с востока и запада болот. Через пару лет Прато превратился в сильно вытянутый остров, отделенный от бывших болот широкой чистой лагуной, которую пересекала единственная дамба с железнодорожными путями. Так создавался первоначальный облик.