У двери их двухэтажного дома супругов поджидал констебль Брамптон. Как и у всех в этом жилом микрорайоне, темно-зеленая входная дверь была сделана из местного дерева, оправленного в раму из углеродистой стали. Окна были выкрашены белой краской, а стекла переведены в режим полной непрозрачности. При приближении Боузов полицейский небрежно отсалютовал.
— Видимых повреждений не обнаружено, — доложил он. — Но нам необходимо, чтобы вы вошли и посмотрели, все ли на месте.
Венди с любопытством заглянула в открытую дверь.
— А вы уверены, что они ушли?
— Да, мэм. Мы все тщательно проверили. Внутри нет никого, кроме наших людей.
Он жестом пригласил их войти.
Дадли не заметил никаких следов ограбления: ни разбитых вещей, ни опрокинутой мебели. Единственное, что его озадачило, — это отсутствие отклика от домовой системы.
— Что произошло? — спросил он.
— Ваш сосед сказал, что через переднюю дверь из вашего дома кто-то вышел, сел в машину, припаркованную чуть дальше по улице, и уехал. Сосед знал, что вы на приеме в университете, поэтому вызвал полицию.
— Мой муж получил звание профессора, — вставила Венди.
— Да, мэм, — сказал констебль Брамптон, — я знаю. Примите поздравления, сэр, вы это заслужили. Ваше открытие прославило наш мир.
Венди нахмурилась — она слышала эту фразу уже второй раз за день.
Дадли бросил сердитый взгляд на дверь: по настоянию страховой компании она была надежно укреплена, а домовая система обладала функциями охраны.
— Как они попали внутрь?
— Пока нельзя сказать точно. Здесь поработал тот, кто знает свое дело. Чтобы блокировать всю вашу электронику, нужно иметь хорошие мозги. Или хорошую программу.
Они прошли в кабинет Дадли. Ему сразу захотелось извиниться за беспорядок: повсюду лежали книги, разрозненные распечатки и детали старого оборудования, а окно почти скрылось за буйно разросшимися цветами в горшках. Два криминалиста обследовали его письменный стол и открытый ящик. Блок домовой системы тоже был здесь — простой ящичек в кожухе с соединительными гнездами, куда было подключено немного больше оптических кабелей, чем предусматривалось базовыми требованиями безопасности: Дадли давно собирался обновить схему.
— Они взломали вашу память, — сказал старший из офицеров. — Вот поэтому система и не сработала.
— Взломали?
— Да. Программы управления, записи, буквально все. Надеюсь, у вас сохранились резервные копии?
— Да. — Дадли, почесывая татуировку на ухе, оглядел кабинет. — По крайней мере, большая часть сохранилась. В конце концов, это всего лишь домовая система.
— Было ли в ней что-нибудь ценное, сэр? Я имею в виду вашу работу и все такое.
— Кое-что из рабочих записей там было, но я бы не сказал, что они представляют какую-то ценность. Астрономия не секретная наука.
— Гм, ладно. Это могла быть попытка шантажа: вероятно, кто-то искал компрометирующие факты. Вы бы удивились, узнав, что может накопиться в оперативной памяти домашней системы за долгие годы. Кто бы это ни был, они все это заполучили.
— У меня нет ничего такого, что было бы опасно хранить в памяти. Ну, если не считать просроченных счетов и штрафов за парковку при ручном управлении. Но у кого их нет?
— Не важно, сэр, вы теперь известная фигура. Возможно, пора подумать о дополнительных мерах безопасности, а после этого случая необходимо сменить все пароли доступа.
— Да, конечно.
— Мы известим местный патруль, сэр, — сказал констебль Брамптон. — С этого момента они включат ваш дом в обязательный маршрут.
— Благодарю вас.
— Вы уверены, что больше ничего не пропало?
— Нет, я ничего не заметил.
— Мы, конечно, поищем фрагменты ДНК и попытаемся отследить машину, но похоже, что здесь работали профессионалы. Если в памяти системы не было ничего ценного, есть вероятность, что никаких последствий не будет.
После завершения единодушного голосования Совета Внешней Защиты Содружества по поводу полета космического корабля к Паре Дайсона Оззи Фернандес Айзекс извинился перед собранием и спустился на лифте в вестибюль. На улице было очень тепло для весны, хотя в канавах еще сохранились кучки грязного снега, сброшенного с дороги роботами коммунальной службы. Он зашагал по широкому и почти пустому тротуару Пятой авеню — время дня и время года не располагало к пешим прогулкам. Не было больше уличных торговцев, хотя он помнил, что еще пару столетий назад на каждом перекрестке можно было купить бургер и колу, а на тротуарах стояли столы с полулегальными программами и порновоспоминаниями. Теперь для города и его цивилизованных обитателей все это считалось слишком неряшливым и низкопробным: все первые этажи небоскребов занимали антикварные галереи и изысканные магазины с экзотическими товарами, привезенными со всех концов Содружества, - все они, как на подбор, были удивительно непривлекательными. По мнению Оззи, город переживал печальный период упадка. Нельзя санировать такой великий город, как Нью-Йорк, не потеряв при этом его самобытности, его динамизма и чумазых окраин, что придавало жизни ощущение трепетного волнения. Несмотря на некоторые здания, все еще производившие впечатление, Нью-Йорк постепенно превращался в один из периферийных районов Земли. Предприятия обрабатывающей промышленности давным-давно перекочевали в другие миры, оставив лишь исследовательские и научные консорциумы, вырвавшиеся вперед благодаря поддержке миллиардов партнеров. Остались и рекламные агентства вместе с штаб-квартирами основных СМИ; в Сохо даже остался кое-кто из художников, хотя Оззи считал их бесталанными динозаврами. Для тех, кому нужно было трудиться, на рынке занятости доминировали финансовые и правительственные учреждения. Многие предпочитали не работать, ведя праздную жизнь благодаря бесчисленным снабженческим и обслуживающим компаниям, окружившим Манхэттен. В этих службах в основном трудились приезжие из других миров, получавшие среднесрочные визы.